БАЙЯР (взглянув ня фон Берга, обращается ко всем). Я ничего не знаю... но послушайтесь моего совета. Если что-нибудь подобное случится и вы туда попадете... в тот поезд... на двери изнутри вы увидите четыре болта. Постарайтесь найти какой-нибудь гвоздь, или отвертку, или хотя бы острый камень... надо расковырять дерево вокруг болтов, и тогда дверь откроется. Имейте в виду, не верьте тому, что они вам скажут... Я слышал, в Польше есть лагеря, где евреев загоняют работой в могилу.

МОНСО. А вот у меня есть кузен; его послали в Освенцим — знаете, это в Польше? Я получил от него несколько писем, он очень доволен. Его даже научили класть кирпичи.

БАЙЯР. Постой, приятель, я говорю то, что слышал от людей, которые в курсе дела. (Помедлив.) От людей, которым положено быть в курсе дела, понял? Не верьте всяким россказням о новых землях или о том, что вас обучат ремеслу, и все прочее. Если вы попадете в этот поезд — выбирайтесь, пока он не дошел туда, куда едет.

Пауза.

ЛЕДЮК. Я слышал то же самое.

Они поворачиваются к нему, а он поворачивается к Байяру.

А как по-вашему, где достать подходящий инструмент?

МОНСО. Как это на нас похоже! Мы находимся в свободной зоне, никто нам еще не сказал ни слова, а мы уже сидим в поезде, едем в концлагерь, не пройдет и года, как мы будем покойниками.

ЛЕДЮК. Но раз тот машинист — поляк...

МОНСО. Пусть поляк, что это доказывает?

БАЙЯР. А я вам говорю — если у вас есть под рукой инструмент...

ЛЕДЮК. Мне кажется, этот человек говорит дело.

МОНСО. По-моему, вы зря поднимаете панику. В конце концов, в Германии еще до войны много лет подряд забирали евреев, они делают это и в Париже, с тех пор как туда вошли, и вы хотите сказать, что все эти люди убиты? Как это укладывается у вас в голове? Война войной, но нельзя же терять чувство реальности. Немцы все-таки люди.

БАЙЯР. Беда в том, что они фашисты.

ЛЕДЮК. Нет, простите. Беда как раз в том, что они — люди.

БАЙЯР. С этим я в корне не согласен.

МОНСО (взглянув на Ледюка). Странная, как видно, была жизнь у вас — вот все, что я могу сказать. Мне доводилось играть в Германии, я знаю немцев.

ЛЕДЮК. Я учился в Германии пять лет и в Австрии тоже, и я...

ФОН БЕРГ (радостно). В Австрии? Где?

ЛЕДЮК (медлит, потом решается на откровенность). В Вене, в Институте психиатрии.

ФОН БЕРГ. Да что вы!

МОНСО. Так вы психиатр! (Остальным.) Не удивительно, что он такой пессимист.

ФОН БЕРГ. Где вы жили? Я ведь коренной венец.

ЛЕДЮК. Извините, но, пожалуй, разумнее не уточнять.

ФОН БЕРГ (оглядываясь по сторонам, словно совершил оплошность). Простите, пожалуйста... да, конечно.

Короткая пауза.

Я просто хотел полюбопытствовать, не знаете ли вы барона Кесслера. Он так покровительствовал медицинскому институту.

ЛЕДЮК (подчеркнуто холодно). Нет, я не вращался в этих кругах.

ФОН БЕРГ. Что вы, он такой демократ. Понимаете... (застенчиво) он мой двоюродный брат...

ЛЕВО. Так вы из знати?

ФОН БЕРГ. Да.

ЛЕДЮК. Как ваше имя?

ФОН БЕРГ. Вильгельм-Иоганн фон Берг.

МОНСО (почтительно). Тот самый... князь?

ФОН БЕРГ. Да... простите, мы с вами встречались?

МОНСО (польщенный). О нет. Но я, конечно, слышал ваше имя. Ваш род, кажется, один из самых древних в Австрии?

ФОН БЕРГ. Ну, это больше не имеет значения.

ЛЕВО (поворачивается к Байяру, окрыленный надеждой). Так на какого же черта им сдался австрийский князь?

Байяр озадаченно смотрит на фон Берга.

Я хочу сказать... (Снова поворачиваясь к фон Бергу.) Вы ведь католик, да?

ФОН БЕРГ. Да.

ЛЕДЮК. А ваш титул указан в документах?

ФОН БЕРГ. О да, в паспорте.

Пауза. Все сидят молча — у них пробудилась надежда, но они сбиты с толку.

БАЙЯР. Может, вы... занимались политикой или что-нибудь в этом роде?