— О, Господи! "Печать Иисуса". Считалась навсегда утерянной. Откуда она у тебя, сын мой?

— Украл! Украл у вора, отче. Кроме того, я нарушил все заповеди: не обмани, не убий, не прелюбодействуй. Да и в вере своей слаб. Нет, скорее силен в безверии. На мне грех смертей в Батурине. Сводят они меня с ума, лишают сна.

— Каждый несет груз своих грехов и сам ответит за них перед Господом! Не в силах я тебе помочь, утешить. Могу лишь помолиться за твое спасение…

Закрыв глаза, он стал шептать молитву. Потом прикоснулся "Печатью Иисуса" к моему медному нательному крестику. Тот словно бы ожил, начал пульсировать, нагреваться.

— Ступай, сын мой, и помни: каждому из нас воздастся за деяния его…

Я направился к двери. С каждым шагом крест на груди жёг все сильнее. Звон колокольчиков в ушах перерос в грохот набата, стены комнаты, дрогнув, стали исчезать.

Меня подхватил горячий вихрь. Закружил, завертел и понес в необозримую даль.

ЭПИЛОГ

Сильно зажмурившись, резко открыл глаза.

Вокруг бескрайнее море. Скиталицы-волны, как и прежде, одна за другой бегут за горизонт. В небе парят белоснежные чайки. Их крики едва слышны из поднебесья, на губах знакомый привкус соли…

Я – дома! Весь кошмар остался позади… Белоснежная, хрустящая простыня, кондиционер, несущий морские ароматы, контрастный душ, апельсиновый сок – все к моим услугам.

И, конечно, Жаклин! Малышка Жаклин! Период реабилитации прошел без осложнений, и в этом ее немалая заслуга.

Что ж! Я теперь герой! В Темпоральном центре у всех на устах. Греюсь в лучах славы… Да и Козлобородый сияет от счастья. Еще бы! Он переплюнул самого Виктора Ранини. Опроверг считавшийся нерушимым закон Гофмана-Мебиуса…

Дверь крохотной прихожей распахнулась.

Жаклин! Только у нее код доступа.

— Андре Казимир д'Эрле, — начала она шутливо-серйозным тоном, появившись на пороге. — Позвольте официально сообщить: вы – свободный человек! Только что из Министерства юстиции пришел указ. Твоя судимость снята. Андре! Я так рада, что могу тебе сказать это первой! Милый…

— Иди сюда! Отметим позже! Сейчас я тебя хочу! И не вздумай отказать!

— Отказать герою? Да никогда! Ты и не представляешь, что у нас творится!..

Она щебетала, словно девчонка, торопливо сбрасывая одежду.

Ореолы сосков, подрагивающих в такт движениям груди, теперь золотились, искрились кончики веера ресниц, переливались цветами радуги в ушах бриллианты.

— …компьютеры словно сошли с ума. Информация идет сплошным потоком. Дешифровщики не успевают. Только представь: у них было две мировых, на Японию сбросили атомные бомбы! Устрой мира совсем иной. А крови… сколько крови! Цивилизация… построенная на жестокости…

— Да брось ты! Плевать я хотел на несуществующую цивилизацию, на Козлобородого и Сноба с их дурацкими спорами.

Я притянул Жаклин к себе. Еще день-два – и от меня здесь и следа не останется. Ее позову с собой. Не захочет – пусть. Свет клином не сошелся…

— Андре, что это у тебя на груди? Вчера вроде не было!

На том месте, где в "зазеркалье" висел крестик, темнело пятно. Точь-в-точь повторявшее его контуры.

Предчувствие неминуемой беды захватило меня целиком.

Я почти предвидел то, что случилось в следующий миг.

В Темпоральном центре зазвенел сигнал тревоги. Было в нем что-то жуткое.

— Андре! Там что-то случилось! Авария! Бежим в центр управления.

Быстро одевшись, я бросился вслед за Жаклин.

В большом зале собралась куча народу. Взволнованные, все кричали, размахивали руками, пытались куда-то звонить.

— Станислав! Что произошло? — Жаклин протиснулась к Тировски.

— А, вот и вы! Беда, Жаклин! Аккумуляторы перестали отдавать энергию… Наоборот, теперь они заряжаются.

— Ну и что это значит?